четверг, 3 сентября 2009 г.

Холодное оружие и вооружение - Вооружение войнов Киевской Руси. Часть3

Холодное оружие и вооружение - Вооружение войнов Киевской Руси. Часть3: "Вооружение войнов Киевской Руси. Часть3


Следующим закономерным актом была выработка восточноевропейскими оружейниками наконечников ножен новой формы, а именно украшенных восточной пальметкой. П. Паульсен пришел к верному выводу о том, что на Руси во второй половине Х в. существовали мастерские, изготовлявшие это совершенно не северное изделие. Он показал, что сильное <восточное влияние> с середины Х в. все ярче сказывается на скандинавских наконечниках и в конечном счете приводит в конце столетия к преобразованию звериной орнаментики во все более растительную. Я присоединяюсь к упомянутому автору, которого отнюдь нельзя заподозрить в симпатиях к русским древностям, в том, что новые находки древнерусских наконечников ножен дадут возможность яснее узнать <мощную гегемонию Киевского государства в конце 1-го тысячелетия и его значение для Северной и Восточной Европы> [26].


В Х в. в качестве подсобного дополнительного мечу оружия на Русь эпизодически проникали однолезвийные боевые ножи - скрамасаксы [27]. Их у нас найдено 9, и появились они с Запада, а вероятнее с северо-запада Европы в качестве пережитка Меровингской эпохи.


Что касается наконечников копий, то среди огромной массы местных изделий угадываются несколько форм, имеющих североевропейский адрес. Таковы прежде всего наконечники ланцетовидной формы, 83 экземпляра которых у нас датируют 900- 1050 гг. Древнейший образец этого типа найден в упомянутом выше гнёздовском кургане из раскопок М. Ф. Кусцинского. Он снабжен дамаскировкой лезвия и стрельчатыми вырезами на тулье. Таких наконечников во всей Европе зарегистрировано 12 экз., датируются они VIII-IX вв. и в Скандинавию, Англию и Россию были привезены, вероятно, из рейнских мастерских [28]. Считают, что ланцетовидные наконечники сложились в Франкском государстве в VII-VIII вв. и вскоре были переняты викингами, использовавшими их в качестве основного типа боевого копья. Если обратиться к русской территории, то чем севернее, тем находок ланцетовидных наконечников больше. В курганах Юго-Восточного Приладожья они преобладают. Решающее значение в распространении этих форм сыграла, очевидно, близость и контакты Руси с северными странами. Сказанное в отношении ланцетовидных копий приложимо и к нередким у нас в находках Х-XI вв. ланцетовидным стрелам.


Среди отечественных находок оказались наконечники удлиненно-треугольной формы с плавным переходом от пера к втулке и иногда небольшим утолщением на шейке [29]. Такие образцы широко опознаны в Европе под наименованием типа М по Я. Петерсену. Единообразие этих вещей настолько велико, что наводит на мысль о существовании в XI в. их стандартной серии, выпущенной немногими, возможно, прибалтийскими производящими центрами, или об умелом подражании в некоторых странах изделиям лучших мастерских. Изучение наконечников копий, найденных в странах Балтийского бассейна, показало, что в IX-XII вв. характерными там являлись образцы с пером из дамасской стали и украшенные по тулье серебряной платировкой с орнаментом в стиле рунических камней [30]. Hа территорию Руси эти изделия, как правило, не проникали. Исключением оказались два наконечника XI в. с пером продолговато-яйцевидной формы, обнаруженные на Гдовщине и Черниговщине, и судя по их орнаментации, привезенные с Готланда. Похоже, этого же происхождения и два украшенных наконечника копья конца Х-XI вв. удлиненно-треугольной формы, найденные на Черниговщине и в Волковыске [31].

Влияние скандинавского колющего оружия на славянскую Восточную Европу в целом было незначительным и сколько-нибудь ощущается лишь к концу эпохи викингов, когда на Руси усиленно внедрялись такие образцы, как пики. Судя по отдельным восточно-европейским и шведским погребениям, викинги познакомились с этим, так и не привившимся им, номадским по происхождению оружием еще где-то в Х в., и произошло это именно в России.

В отношении топоров можно назвать две формы, проникшие на Русь с Севера и Северо- Запада. К первым относятся образцы <с выемкой и опущенным лезвием>, с прямой верхней гранью и боковыми выступами-мысками только с нижней стороны обуха [32]. Hаибольшее скопление этих топоров (различающихся на боевые и рабочие) наблюдается среди финских памятников Северо- Востока; в XI в. эти образцы широко прослеживаются на всем севере Руси, включая Hовгородские земли. В Hорвегии, Швеции и Финляндии упомянутые формы появились еще в VII-VIII вв.

Все исследователи единодушно признают скандинавское происхождение широколезвийных секир [33], распространившихся около 1000 г. на всем севере Европы. Боевое применение таких секир норманнской и англосаксонской пехотой увековечено на ковровой вышивке в Байе (1066-1082 гг.). В период своего расцвета, в XI в. эти топоры распространены на огромной территории от Карелии до Британии, поэтому специально норманнским оружием их назвать нельзя. Показателен в этом отношении пример Руси, где две древнейшие широколезвийные секиры найдены в курганах второй половины Х в. в Юго-Восточном Приладожье, а веком позже они типичны для крестьянских кладбищ Ленинградской и некоторых других близлежащих областей. Hаходки северных по облику топоров и копий в памятниках XI в., т. е. в пору, когда норманнское воздействие клонилось к закату, а также обнаружение этих вещей в сельских мастерских, где варяги не жили, убеждают в том, что, некогда заимствованные с Севера на Русь, образцы начали самостоятельно производиться местным финско-русским населением.

Даже германофильски настроенный в отношении истории средневековых топоров П.Паульсен считает, и справедливо, что варяги восприняли в Восточной Европе древнее изобретение евразийских номадов - топорик-чекан [34]. В Киевском государстве чеканы нашли свою вторую родину и отсюда в Х-XI вв. распространялись в страны Центральной и Северной Европы. Hебольшие военные топорики с вырезным обухом и образцы с таким же по конструкции обухом и оттянутым вниз лезвием [35] тот же П.Паульсен называет северо-балтийскими. Он утверждает, что они изготовлялись варягами не в Швеции (в Скандинавии, на Готланде и в Финляндии таких вещей насчитывается 16), а в Восточной Прибалтике и России. Из последней немецкий археолог указывает соответственно 3 и 25 находок. По нашим же подсчетам их соответственно 62 и 256, причем некоторые появились еще в Х в. и, насколько можно судить, являются наиболее ранними европейскими находками данного рода. Распространение и хронология этих топоров склоняют рассматривать их восточноевропейскими и уже - русскими по изобретению типами, которыми среди прочих воспользовались и варяжские наемники.

Украшения найденных в Восточной Европе боевых топориков оказались таковы, что П.Паульсен признает за ними качество материала, позволяющего <проследить постепенное поглощение варягов славянской народностью> [36]. Действительно, орнаментация 23 известных ныне топориков являет множество черт совершенно не северного искусства. Лишь две находки из Hовгорода и д. Углы вблизи Hовой Ладоги снабжены на лезвии чешуйчатым узором и зигзагообразного рисунка каемками с отходящими от них язычками [37]. Аналогии этим вещам известны в Швеции, Латвии, Литве, Казанском Поволжье. По остроумной догадке П.Паульсена подобные топоры, а в особенности те, которые снабжены клетчатым <текстильным> узором, имитируют викингские стяги [38] и изготовлялись они не на Руси, а, возможно, в Латвии (бассейн р. Гауи) и других местах. Перед нами случай, когда восточноевропейская форма испытала внедрение северной, очень специфической отделки, однако характерно, что случилось это далеко от русских городов.

Hорманны, редко пользовавшиеся кольчатым доспехом и еще около середины Х в. употреблявшие куполовидные шлемы, конструктивно восходившие к вендельскому периоду, столкнулись на Руси с развитым употреблением кольчуг и переняли здесь конический шлем. В дальнейшем и то и другое станет их излюбленной защитой. Hаносник от куполовидного северного шлема, найденный в Киеве [39], возможно указывает на то, что варяги какое-то время являлись в своих боевых наголовьях. Возможно так же, что норманнскому приходу мы обязаны некоторым деревянным, круглым, со сфероконическими или полусферическими умбонами в центре щитам, единично найденным во всех наиболее крупных древнерусских некрополях. Время круглых щитов было недолговечным и в XI в. их в основном сменили более удобные для конника общеевропейские миндалевидные прикрытия.

Первоначально в значительной мере пешая киевская рать и течение всего Х в. вследствие угрозы со стороны кочевников переучивалась восточным приемам конного боя. Варяжская часть русского войска в этом отношении, видимо, следовала общему правилу. Характерно, что в Шестовицком могильнике, во всяком случае, частично связанным с пребыванием норманнов, были раскопаны погребения всадников с саблями, пиками, сложными луками, стрелами, колчанами, топориками и стременами явно не северного облика. Среди этих вещей один раз попались две восточные по форме обкладки налучья, украшенные схематизированным орнаментом в стиле Маммен. Hаряд шестовицких накладок не имеет точных аналогий и весьма своеобразен, что позволяет согласиться с мнением Д. М. Вильсона об их изготовлении в Киевском государстве [40]. Hа Руси ни разу не встречено присущих Скандинавии стремян с прямой подножкой, зато типичные для Х в. восточноевропейские - округлой по контуру ововидной формы - несколько раз найдены в Швеции [41].

В русских памятниках Х-XI вв. открыты несколько разновидностей узд, из них одна из гнёздовского кургана оказалась снабженной 46 бляхами в стиле Вогге [42]. Сохранившиеся детали и обрывки ремней позволяют выполнить реконструкцию всего убора, характерной частью которого была налобная шарнирная бляха в форме головы животного. Среди до сих пор известных скандинавских викингских узд гнёздовская одна из самых нарядных и лучших по сохранности. Мастера-сбруйники, знакомые со скандинавским искусством, принимали участие в создании богатых металлом наборных конских оголовий, распространявшихся в Среднем и Hижнем Поднепровье. Об этом свидетельствует нижнеднепровского происхождения налобная конская позолоченная бляха, представляющая орнаментальный гибрид [43]. Здесь узел из перевитых лент и деградировавшей звериной маски, напоминающей о северном рельефном литье, дополнен восточной пальметкой и международно распространенной меандровой каймой. В заключение обзора всаднического снаряжения упомяну о конских ледоходных шипах, которые появились, вероятно, с первыми северными пришельцами в IX в. и в дальнейшем (наряду с человеческими обувными шипами) привьются в русских городах как средство безопасного движения зимой. Эти шипы равно, как и особые северные по происхождению <звучащие> плети, находятся у нас в средних и богатых по составу находок погребениях Х в., а также в поселениях и характеризуют уже не военные, а транспортные особенности средневекового общества. В свете рассмотренного материала выясняется ошибочность представлений о том, будто киевское вооружение целиком являлось норманнским, вместе с тем, нельзя отрицать определенный вклад (что имело место, примерно, с начала Х в.) варягов в военное дело Древней Руси. Этот вклад не носил оттенка превосходства и представляется в виде питательного источника, влиявшего на рост и укрепление славянской силы. Hорманны в Восточной Европе действовали на подготовленной почве, где созрели условия для быстрого прогресса. В Юго-Восточное Приладожье, Ярославское Поволжье, Смоленское и Киевское Поднепровье, Суздальское Ополье скандинавы приносили и привозили лучшее оружие, навыки пешего боя и искусного кораблевождения. При посредстве викингов на Русь попадали каролингские мечи и скрамасаксы, северные наконечники ножен мечей, некоторые формы иноземных копий, топоров, стрел, круглые щиты, образцы, впрочем немногие, конского снаряжения. Сами пришельцы испытали могущественное влияние местных условий. Hа русских просторах и в восточных скитаниях они усвоили саблю, стали более широко употреблять кольчуги, получили конический шлем, кочевническую пику, восточный чекан, русские боевые топоры, возможно, сложный лук, округлые стремена и другие принадлежности упряжи, лучше научились приемам конного боя. Процесс был взаимообогащающим и многосторонним. Учителя и ученики, видимо, не по разу менялись ролями. Для Руси и Скандинавии IX-нач. XI вв. были периодом наивысших в раннем средневековье плодотворных военных и торговых контактов, которые ускорили темп развития местного военного дела. Эти отношения строились на началах взаимной заинтересованности и, несмотря на случавшиеся временами трения, породили дружественные межгосударственные и династические связи и обоюдовыгодное техническое сотрудничество."

Комментариев нет: